Бытие и ничто как пример аналитической медитации

[Неудовлетворительность выражения: единство, тождество бытия и ничто]

Следует еще указать и на другую причину, усиливающую неприязнь к положению о бытии и ничто. Эта причина - то, что вывод, вытекающий из рассмотрения бытия и ничто, несовершенно выражен в положении: бытие и ничто - одно и то же. Ударение падает преимущественно на "одно и то же", как и вообще в суждении, поскольку в нем лишь предикат высказывает, что представляет собой субъект [суждения]. Поэтому, кажется, будто смысл [вывода] - в отрицании различия, которое, однако, в то же время непосредственно имеется в положении, ибо оно высказывает оба определения, бытие и ничто, и содержит их как различные. - И не в том смысл этого положения, что следует от них абстрагироваться и удерживать лишь единство. Подобный смысл сам обнаруживал бы свою односторонность, так как то, от чего якобы должно отвлекаться, все же имеется и названо в положении. Итак, поскольку положение: бытие и ничто - одно и то же высказывает тождество этих определений, но на самом деле также содержит эти два определения как различные, постольку оно противоречиво в самом себе и разлагает себя. Если выразиться более точно, то здесь дано положение, которое, как обнаруживается при более тщательном рассмотрении, устремлено к тому, чтобы заставить само себя исчезнуть. Но тем самым в нем самом совершается то, что должно составить его настоящее содержание, а именно становление.

 

Никоим образом из тождества и различия не вытекает («логически») становление, если только субъект заранее не знает, что есть такое понятие. Единственным и естественным результатом двойственности единства и различия является «исчезновение». Другими словами технический момент данного размышления заключается в том, чтобы «построить» такое суждение которое само себя уничтожит.

У Гуссерля мы находим нечто подобное, но уже в «психологизированном» виде, где роль «уничтожителя» берёт на себя редукция. Гуссрель не пользуется логикой в привычном смысле, он «предпочитает» цепочки «простых усматриваний» - эйдосов (восприятий), поэтому он водит тождество и различие между «реальным (трансцендентным) объектом» и его объективацией интендирующим (воспринимающим) сознанием как сомнение. Когда рассудок не знает что выбрать – тождество или различие, он сомневается. Гуссерль заставляет сознание психологически искусственно постоянно сомневаться, как бы «инкапсулируя» тождество и различие в один контейнер.

На аналогичном приёме построена буддийская аналитическая медитация с доминирующим положением о «неутвердительном отрицании», когда медитирующий приводит своё «поле размышления» (ум) к пустоте, через создания такого содержания, которое само себя уничтожает. Например, высказывание Нагарджуны, которое может быть положено в основу аналитической медитации - если нет вечного, то нет и невечного, изначально подразумевает различие (бытия), но в результате приводит их к тождеству (ничто).

 

Результатом таких спекуляций является то, что на Западе называют «новым знанием». Из противоречия (понятий) вытекает только их уничтожение (или «снятие»), которое расчищает пространство для появления нечто нового, иного по отношению к известному. Если есть все условия, содержание обязательно себя проявит. Это базовый диалектический закон отрицания отрицания.

Для Гуссерля и Гегеля это желаемый результат. Гегель обнаруживает новые знания о взаимосвязях и динамике известных понятий и категорий, создаёт логически единую, динамически взаимодействующую онтологическую схему.

Гуссерль, осваивая новую область субъективности, вводит множество новых понятий, почти не «усматривая» их динамического (внутреннего) содержания. Такое положение дела принципиально следует из положений и методов феноменологии, где феномен не может иметь внутренней динамики отличной от его видимости, феномен ни на что не указывает, он только видимость доступная в простом усматривании эйдосов.

Если у Гегеля динамика понятий следует из динамики размышления (которые есть объективные законы диалектики), то у Гуссерля размышление (ноэза) есть искажающий момент для чистого восприятия ноэмы, хотя они и не существуют друг без друга.

 

Для буддистов «новое знание» ещё одно порождение беспокойного ума и должно быть также уничтожено пока не будет достигнуто состояние полного успокоения – нирвана, которая, возможно, есть Абсолют гегелевской системы. В обеих системах идеалом является достижение «абсолютного знания» или отрицание изначального неведенья (авидьи). Однако может случиться, так, что процесс «диалектического отрицания» бесконечен. Проблемой может оказаться отсутствие в предлагаемых системах Субъекта.

 

Система йоги, которая также уничтожает «содержание» через отрицание беспокойства сознания и предполагает диалектический подход (подавление подавления), ставит перед собой цель обнаружение и достижение того истинного Субъекта, который собственно и является источником любого отрицания.

 

Хотя все системы достаточно различны, чтобы говорить об их существенной схожести, но все они указывают и приводят описание способности размышляющего ума отдельного индивидуума выходить за рамки «предмета размышления». Гегель называет это диалектическим мышлением, и это не просто схема, абстракция, а принципиально иное «содержание сознания», которое подтверждается ясно рефлексируемым переживанием. Человек, который хотя бы раз пережил «смятения ума», приведение его к некому равновесному состоянию (то, что буддисты называют «пустота ума») и последующему возникновению на этом поле нечто такого, что выходит за рамки обычного рассуждения «рефлектирующего рассудка» совершенно точно понимает, что это совершенно иной уровень размышления (медитация), чем тот, которым мы пользуемся в обыденных условиях.

В приведённой цитате ясно указывается, что обычное размышление преимущественно «позитивно», в силу формы обычного суждения - Ударение падает преимущественно на "одно и то же", как и вообще в суждении, поскольку в нем лишь предикат высказывает, что представляет собой субъект [суждения]. У буддистов многочисленные размышления о позитивности суждения, включая отрицательное суждение, вылились в тезис о «неутвердительном отрицании».